Книга называемая Новый летописец
283. О побоище черкас.
В то же время пришли на Украйну черкасы во множестве и многие украинские места повоевали. Собрались же украинские воеводы князь Григорий Тюфякин, князь Федор Елецкий и иные многие воеводы, и сошлись с ними в степи и их побили всех наголову, и пленных отбили.

284. О взятии городов немцами.
Немецкие же люди видели в Московском государстве такое нестроение, и послал из Новгорода Яков Пунтусов [своих людей] под города. Немцы же шли и взяли города: Ивангород, Ям, Копорье, Ладогу, Тихвинский монастырь, Русу Старую, Порхов, Гдов, Орешек, и во всех посадили воевод немецких.

285. О присылке из Нижнего Новгорода [послов] к князю Дмитрию Михайловичу, и о приходе в Нижний, и о собрании ратных людей.
Во всех городах Московского государства, услышав о такой погибели душ под Москвой, о том скорбели и плакали и креста не целовали ни в каком городе, а помощи никто не мог дать.

Из всех городов в одном городе, называемом Нижний Новгород, те нижегородцы, поревновав о православной христианской вере и не желая видеть православной веры в латинстве, начали мыслить, как бы помочь Московскому государству.

Один из них нижегородец, имевший торговлю мясную, Козьма Минин, прозываемый Сухорук, возопил всем людям: «Если мы хотим помочь Московскому государству, то нам не пожалеть имущества своего, да не только имущества своего, но и не пожалеть дворы свои продавать и жен и детей закладывать, и бить челом, кто бы вступился за истинную православную веру и был бы у нас начальником».

Нижегородцам же всем его слово было любо, и придумали послать бить челом к стольнику ко князю Дмитрию Михайловичу Пожарскому архимандрита Печерского монастыря Феодосия да из всех чинов лучших людей.

Князь же Дмитрий Михайлович в то время был у себя в вотчине, от Нижнего в 120 поприщах, лежал от ран. Архимандрит же и все нижегородцы пришли к князю Дмитрию Михайловичу и били ему челом со слезами, чтобы он ехал в Нижний Новгород и встал за православную христианскую веру и помощь бы оказал Московскому государству.

Князь же Дмитрий их мысли был рад и хотел ехать тотчас, да зная у нижегородцев упрямство и непослушание воеводам, писал к ним, чтобы они выбрали из посадских людей, кому быть с ним у того великого дела и казну собирать, а с Кузьмою Мининым будет у них все уговорено.

Тот же архимандрит и нижегородцы говорили князю Дмитрию, что у них в городе такого человека нет.

Он же им говорил: «Есть у вас Кузьма Минин; тот бывал служилым человеком, ему то дело привычно».

Нижегородцы, услышав такое слово, еще больше были рады, и пришли в Нижний, и возвестили все. Нижегородцы же тому обрадовались и начали Кузьме бить челом. Кузьма же им для [их] укрепления отказывал, [говоря, что] не хочет быть у такого дела. Они же его прилежно просили.

Он же начал у них просить приговор, чтобы им во всем быть послушными и покорными и ратным людям давать деньги. Они же дали ему приговор. Он же написал приговор, чтобы не только у них брать имущество, но и жен и детей продавать, а ратным людям давать [деньги].

И взяв у них приговор, за их подписями, послал тот приговор ко князю Дмитрию тотчас затем, чтобы того приговора назад у него не взяли. В то же время пришли из Арзамаса от смолян челобитчики, чтобы их приняли к себе в Нижний.

Нижегородцы же послали ко князю Дмитрию, и тех челобитчиков смолян к нему послали же и велели им бить ему челом, чтоб в Нижний шел не мешкая. Они же ко князю Дмитрию пришли и били ему челом, чтобы в Нижний шел не мешкая. Он же пошел в Нижний, а их отпустил вперед, а смолянам повелел идти в Нижний.

На дороге же к нему пришли дорогобужане и вязьмичи. Он же пришел с ними в Нижний. Нижегородцы его встретили и приняли с великой честью. Смоляне же в Нижний пришли в то же время. Он же начал им давать жалование, что собирали в Нижнем.

286. О приезде из городов ратных людей и с казною из городов.
В Нижнем же казны становилось мало. Он же начал писать по городам, в поморские и во все понизовые, чтобы им помогали идти на очищение Московского государства. В городах же, услышав, что в Нижнем собрание, рады были, и посылали к нему на совет, и многую казну к нему посылали, и свезли к нему из городов многую казну.

Услышали же в городах ратные люди, что в Нижнем собираются все свободные люди, пошли из всех городов. Первые же пришли коломничи, потом рязанцы, потом же из украинных городов многие люди казаки и стрельцы, которые сидели в Москве при царе Василии.

Они же [князь Дмитрий Пожарский и Кузьма Минин] им давали жалование. Бог же призрел ту рать и дал между ними совет великий да любовь, что отнюдь не было между ними вражды никакой. Которых лошадей покупали меньшей ценою, те же лошади пробыли месяц, те же продавцы не узнали; так Бог помогал всем.

287. О посылке для совета в Казань.
Послали же в Казань Ивана Биркина да с ним [духовные ] власти о совете и о помощи Московскому государству. В то же время был в Казани дьяк Никанор Шульгин, и мыслил не благую мысль, а радовался, что Москва за Литвою.

Ему же хотелось в Казани властвовать; тот же Иван Биркин с ним советовался не на благое дело, но на злое; те же власти приехали в Нижний и возвестили об их недобром совете.

Князь Дмитрий же и Кузьма и все ратные люди возложили упование на Бога и, вспомнив иерусалимское пленение, как по разорении Иерусалима собрались последние люди греки и пришли под Ерусалим и Ерусалим очистили, так же и Московского государства последние люди собрались и пошли против таких безбожных латынян и против своих изменников.

288. О преставлении патриарха Гермогена.
Литовские люди, услышав в Москве, что в Нижнем Новгороде собираются ратные люди, посылали к патриарху, чтобы он писал, чтоб не ходили на Московское государство.

Он же, новый великий государь исповедник, отвечал им: «Да будут те благословенны, которые идут на очищение Московского государства; а вы, окаянные московские изменники, будете прокляты».

И после этого начали морить его голодом, и уморили голодной смертью, и предал свою праведную душу в руки Божии в лето 7120/1612 году, месяца февраля в 17 день, и погребен был в Москве, в монастыре Чуда архистратига Михаила.

289. О посылке из Нижнего в Ярославль.
Пришли же из Ярославля в Нижний посланцы и возвестили князю Дмитрию и Кузьме, что прислал Заруцкий многих казаков в Ярославль, а ныне де идет Андрей Просовецкий с ратью, а хотят захватить Ярославль и все поморские города, чтобы не дать соединиться нижегородской рати с ярославцами.

Князь Дмитрий Михайлович и Кузьма, услышав про то, послал наскоро брата своего князя Дмитрия Петровича Лопату Пожарского, а с ним дьяка Семейку Самсонова с ратными людьми и повелел им идти наспех в Ярославль. Они же пришли в Ярославль и казаков перехватали и в тюрьму пересажали. Андрей же, про то услышав, в Ярославль не пошел.

290. О походе из Нижнего в Ярославль.
В Нижнем же князь Дмитрий и Кузьма из Казани ждали ратных людей долгое время и не дождались. И, положив упование на Бога, пошли со всеми ратными людьми к Ярославлю и пришли на Балахну. Балахонцы же приняли их с великой честью, и дали им подмогу из казны, и отпустили. Пришел же на Балахну Матвей Плещеев, а с ним приехали многие дворяне из разных городов.

Они же [князь Дмитрий Михайлович и Кузьма] дали им жалование и пошли с ними. Потом же пришли в Юрьевец Повольский. Юрьевчане же также их приняли с радостью и дали им многую казну на подмогу. Тут же в Юрьевец пришли татары юртовские во множестве. Они же [князь Дмитрий Михайлович и Кузьма] дали им жалование и пошли из Юрьева.

291. О присылке из Владимира и из-под Москвы, о Псковском Воре Сидорке.
Пришли же на Решму. В то же время пришли из Владимира посланцы от окольничего Артемия Васильевича Измайлова. Артемий же был с князем Дмитрием в единой мысли и в совете.

И писал к нему, что в Пскове содеялось: пришли де с Москвы во Псков Иван Плещеев да Казарин Бегичев со всеми людьми, которые пошли к Вору, к Сидорке.

Тот же Казарин не пожалел души своей и старости и, увидев Вора, закричал громким голосом, что [он] «истинный государь наш, Калужский».

Тот же Иван Плещеев и казаки обратились на истинный путь, не захотев вражды в земле, и начали мыслить с псковским воеводой, с князем Иваном Федоровичем Хованским, как бы того Вора поймать и сказать всем, что он истинный вор.

И положили все между собой совет благой, и того Вора, схватив, повезли под Москву скованного, а воров его советников, перехватав, посадили в тюрьму.

В то же время пришли из-под Москвы посланцы от князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого да от Ивана Заруцкого, и писали к князю Дмитрию Михайловичу с товарищами и ко всей рати, что «по грехам сделалось под Москвою: прельстились и целовали крест Псковскому Вору; ныне же все люди ту вражью прелесть узнали и целовали крест снова, что быть православным христианам во единой мысли и под Москву бы идти не опасаясь».

Князь Дмитрий же и Кузьма также писали под Москву, что они никакого отвращения и опасения не имеют, а идут под Москву им на помощь, на очищение Московского государства. Тех же посланников отпустили в Москву, а сами пошли на Кинешму, и на Кинешме встали.

292. О приходе на Кострому и о розни воевод.
С Кинешмы пришли к Костроме. В Костроме в ту пору был воевода Иван Шереметев и советовался со своими советниками не на благое дело, не желая пустить их на Кострому и не желая с ними быть в совете. К князю Дмитрию же пришли с Костромы на Плес многие люди и возвестили ему про умышление Ивана Шереметева.

Он же, с Кузьмой подумав и положив упование на Бога, пошел прямо на Кострому и встал на посаде близко от города. На Костроме же в ту пору была рознь: иные думали [заодно] с Иваном, а иные со всей ратью. И пришли на Ивана с шумом, и от воеводства ему отказали, чуть его не убили; тот же князь Дмитрий много ему помогал.

И просили у князя Дмитрия воеводу. Он же, подумав с Кузьмою, дал им воеводу князя Романа Гагарина да дьяка Андрея Подлесова. В то же время пришли на Кострому из Суздаля посланцы и били ему челом, чтобы послать в Суздаль воеводу и ратных людей, чтобы Просовецкий Суздалю никакой пакости не сделал.

Князь же Дмитрий послал в Суздаль брата своего князя Романа Петровича Пожарского, а с ним нижегородских и балахонских стрельцов. Князь Роман же пришел в Суздаль и встал в Суздале. Казаки Просовецкого все побежали под Москву.

294. О приходе в Ярославль.
Князь Дмитрий Михайлович и Кузьма отпустили князя Романа Петровича в Суздаль, а сами пошли в Ярославль. Костромичи их проводили с великой радостью и дали им на подмогу многую казну. Они же шли к Ярославлю, и многие люди их встречали с радостью.

Они же пришли в Ярославль. Ярославцы же их приняли с великой честью и принесли дары многие. Они же не взяли у них ничего, и, будучи в Ярославле, начали мыслить, как бы им идти к Московскому государству на очищение.

К ним же начали из городов приезжать многие ратные и посадские люди, привозить в помощь денежную казну; и хотели идти под Москву вскоре.

Поход же их задержался. Пришла в ту пору многая рать, черкасы, и, придя, встали в Антонове монастыре, а казаки стояли на Угличе.

Василий Толстой пришел из-под Москвы с казаками и встал в Пошехонье, и многие пакости делал уездам: многих дворян перебил. А от Новгорода оберегались, потому что пришли немцы и встали на Тихвине.

Князь Дмитрий Михайлович и Кузьма начали думать со всей ратью и с властьми и с посадскими, как бы земскому делу быть прибыльнее, и придумали в Великий Новгород послать послов, а на черкас и казаков послать рать.

294. О послах в Новгород.
В Новгород же приговорили послать послов: Степана Татищева да от всех городов по человеку из всех чинов. И писали к митрополиту Исидору, и к боярину и к немецкому воеводе Якову Пунтусову, и ко всем новгородцам, [чтобы они] ответили правду, как у них с немцами уговорено.

К немецкому же воеводе к Якову Пунтусову писали, чтобы быть Московскому государству и Новгородскому под одним государем: «И если король свицкий даст брата своего на государство и крестит [его] в православную христианскую веру, то мы тому рады и хотим с новгородцами в одном совете быть».

А писали к ним и посылали для того, что как пойдут под Москву для очищения Московского государства, чтобы немцы не пошли воевать поморские города.

Степан же пришел из Новгорода и привез грамоты от митрополита и от боярина и от Якова Пунтусова, а в грамотах пишут коротко, что «пришлем со всем истинно от всего Новгородского государства послов».

А Степан сказал, что отнюдь в Новгороде добра нечего ждать.

295. О приходе казанцев и о смуте Ивана Биркина.
Пришли же из Казани с ратными людьми Иван Биркин да голова татарский Лукьян Мясной, и был [он] с Иваном не в согласии. Иван же, едучи дорогою, многую пакость делал городам и уездам; и пришел в Ярославль, и в Ярославле многую смуту содеял: хотел быть в начальниках.

И такую пакость содеял, едва между собой биться не стали. Бояре же и стольники и все ратные люди, кроме смолян, его отринули. Казанские же люди по приказу Никанора Шульгина пришли в Ярославль и назад пошли, никакой помощи не дали, лишь многую пакость земле сотворили, и на обратном пути так же.

Немногие же казанцы остались: голова Лукьян Мясной, да с ним двадцать человек князей и мурз, да дворян тридцать человек, да голова стрелецкий Постник Неелов, да с ним сто человек стрельцов. И были под Москвой до взятия московского, и пришли в Казань, многие беды и напасти от Никанора претерпели: Лукьяна Мясного и Постника Неелова едва в тюрьме не уморил.

296. О посылке воевод на черкас.
Послали на литовских людей в Антонов монастырь князя Дмитрия Мамстрюковича Черкасского да князя Ивана Федоровича Троекурова, а с ними стольников и стряпчих и дворян многих людей. С дороги же отъехал смолянин Юшка Потемкин и сказал черкасам, что идет князь Дмитрий Мамстрюкович Черкасский с ратными людьми. Черкасы же, услышав про то, пошли наспех из Антонова монастыря к рубежу. Князь же Дмитрий, поворотившись, встал в Кашине до указа.

297. О посылке в Пошехонье на казаков.
В Пошехонье же послали на Василия Толстого и на казаков князя Дмитрия Петровича Лопату Пожарского. Он же, встретив их в Пошехонье, казаков многих перебил и языков многих взял, а Василий Толстой убежал к князю Дмитрию Мамстрюковичу. Князь Дмитрий Петрович, побив казаков, пошел на сход в Кашин к князю Дмитрию Мамстрюковичу. И, придя в Кашин, писал в Ярославль об указе.

298. О побитии казаков под Угличем.
Князь Дмитрий Михайлович Пожарский писал к князю Дмитрию Мамстрюковичу с товарищами и повелел идти им под Углич на казаков, и казаков бы уговорить и привести в Ярославль. Князь Дмитрий Мамстрюкович с товарищами пришел под Углич. Казаки же из Углича против них выехали на бой и начали с дворянами биться.

Атаманы же: Богдан Попов, Федор Берескин, Алеша Кухтин, Максим Чекушников от их замысла отошли и прислали в полки [сказать], что от их воровского замысла они отстали. Дворяне же всеми полками напустились на казаков, и казаков побили и языков многих взяли.

И пошли воеводы в Ярославль, те атаманы и казаки пришли с ними же в Ярославль. Князю же Дмитрию Мамстрюковичу с товарищами от начальников и от всей земли была честь великая.

299. О ростовском митрополите Кирилле.
Была в начальниках и во всяких людях в Ярославле смута великая, прибегнуть не к кому и рассудить их [было] некому. Они же, посоветовавшись, послали в Троицкий монастырь к бывшему митрополиту ростовскому Кириллу и молили его, чтобы он был на прежнем своем престоле в Ростове. Он же не презрел их челобития, пошел в Ростов, а из Ростова пришел в Ярославль и людей Божиих укреплял, и которая ссора возникнет, начальники во всем докладывали ему.

300. О посылке в Переславль Залесский.
Приехали же из Переславля Залесского бить челом начальникам всякие люди, что им от Заруцкого утеснение великое: не только что опустошил уезд, но и посады. Начальники послали воеводу Ивана Федоровича Наумова с ратными людьми. Иван же пришел в Переславль, и казаков отогнал, и Переславль укрепил.

301. О послах из Новгорода.
Пришли же из Великого Новгорода послы, от всего Новгородского государства: Вяжицкого монастыря игумен Геннадий, да князь Федор Оболенский, да изо всех пятин из дворян и из посадских людей по человеку, с тем, чтобы Московскому государству быть в соединении вместе с Новгородским государством и быть бы под одним государем, а они избрали на Новгородское государство свицкого королевича Филиппа.

Московского же государства народ: митрополит Кирилл, и начальники, и все ратные люди придумали их отпустить и писали к митрополиту и боярину и к Якову Пунтусову: «Если королевич крестится в православную христианскую веру греческого закона, то мы ему все рады».

И послали с ними Перфилия Секирина. А для того послали, чтобы не помешали немецкие люди пути на очищение Московского государства, а того у них и в уме не было, чтобы взять на Московское государство иноземца, [решили] избирать на все Русские государства из московских родов государя.

302. Об умышлении Заруцкого и о посылке из-под Москвы для убийства.
В Ярославле же было собрание большое и поднимались идти на Москву. Враг же, не желая добра роду христианскому и желая тот сбор благополучный разорить, вложил мысль Заруцкому и его советникам, как бы убить в Ярославле князя Дмитрия Михайловича Пожарского.

И послали из-под Москвы двух человек, казаков Обрезка да Стеньку, в Ярославль к своим единомышленникам, к смолянину Ивашке Доводчикову, да пяти смоленским стрельцам к Шанде с товарищами, да к рязанцу Стеньке Жвалову. Тот же Стенька у князя Дмитрия жил на дворе; он же [князь Дмитрий] его кормил и одевал.

Много раз умышляли, как бы его сонного погубить. Также умышляли и на пути зарезать в тесноте. Был же он [князь Дмитрий] в съезжей избе, и пошел из съезжей избы осматривать наряд, с которым идти под Москву. И придя, встал у дверей разрядных.

Казак же, именем Роман, взял его за руку; тот же Стенька, который [был] прислан из-под Москвы, кинулся между ними и их растолкнул, и хотел ударить ножом по животу князя Дмитрия, хотя его зарезать. И которого человека Божия десница укрывает, кто может погубить?

Мимо же живота князя Дмитрия нож миновал и порезал тому казаку Роману ногу. Тот же казак повалился и начал стонать от такой великой раны. Князь же Дмитрий думал, что в тесноте его покололи ножом, а не чаял на себя такую беду, и пошел. Люди же не пустили его и начали вопить: «Тебя хотели зарезать ножом».

И начали искать, и нашли тут нож. Того же злодея Стеньку кровь не пустила: тут же стоял. Люди же его опознали и его схватили, и вели всей ратью и посадскими людьми к пытке, и пытали его.

Он же все рассказал и товарищей своих всех указал, и их взяли. Они же все повинились, и землею же их всех разослали по городам по тюрьмам, а иных взяли под Москву для обличения и, придя под Москву, объявили их всей рати. Они же пред всей ратью винились, и их отпустили. Князь же Дмитрий не дал убить их.

303. О приезде из Москвы от Трубецкого и от Заруцкого.
Пришли же из-под Москвы от князя Дмитрия Тимофеевича Трубецкого да от Заруцкого дворяне и казаки, [и говорили], чтобы начальники со всей ратью шли под Москву не мешкая, потому что идет к Москве гетман Хоткеев. Князь Дмитрий Михайлович и Кузьма дали им жалование земское довольное и отпустили их назад, а сами начали вскоре подниматься.

304. О первой посылке под Москву из Ярославля.
Послал же князь Дмитрий Михайлович перед собой воеводу Михаила Самсоновича Дмитриева да Федора Левашева с многой ратью и повелел им идти наспех; и, придя под Москву, в таборы им входить не повелел, а повелел им, придя, поставить острожек у Петровских ворот и тут встать. Они же, пойдя, так и сделали.

305. О другой посылке из Ярославля.
После же отправки Михаила [Дмитриева] послал князь Дмитрий Михайлович из Ярославля брата своего князя Дмитрия Петровича Пожарского да с ним дьяка Семейку Самсонова со многой ратью, и повелел им идти наспех и, придя под Москву, встать у Тверских ворот. Они же, придя, так и сделали.

306. О приходе /ратных людей из/ украинных городов и о присылке в Ярославль.
В то же время пришли под Москву к князю Дмитрию Тимофеевичу Трубецкому из украинных городов ратные люди и встали в Никитском остроге; от Заруцкого же и от казаков было им утеснение великое.

И послали в Ярославль от всей рати Ивана Кондырева да Ивана Бегичева с товарищами. Они же пришли в Ярославль, и увидели милость Божию и устроение ратных людей, и, вспомнив свое утеснение от казаков, плакали много и не могли слова молвить.

И едва смогли вымолвить и били челом, чтоб шли под Москву не мешкая, чтобы им совсем от казаков не погибнуть. Князь же Дмитрий и все ратные их знали и службу их ведали, а видя такую бедность, едва их узнали. Князь же Дмитрий и все ратные люди, видя их такую бедность, тоже плакали.

И дали им жалование: денег и сукна, и отпустили вскоре, и приказали [сказать] ратным людям, что идут наспех. Они же, придя под Москву, возвестили [про то] своей братии. Они же тому рады были. Заруцкий же хотел их перебить. Они же едва убежали к Михаилу Самсоновичу Дмитриеву в полк, а украинские люди побежали все по своим городам.

307. О приходе к Москве.
Князь Дмитрий Михайлович с товарищами и со всей ратью, прося у Бога милости и отслужив молебны у Всемилостивого Спаса и у ярославских чудотворцев и взяв благословение у митрополита ростовского Кирилла и у всех властей, пошли из Ярославля на очищение Московского государства.

И, отойдя от Ярославля на семь поприщ, ночевали. [Князь Дмитрий Михайлович] рать же поручил всю князю Ивану Андреевичу Хованскому да Кузьме Минину и отпустил их прямо к Ростову, а в города послал сборщиков, велел ратных людей остальных собирать в полки, а сам с небольшим отрядом пошел в Суздаль помолиться к Всемилостивому Спасу и чудотворцу Евфимию и у родительских гробов проститься.

Из Суздаля же пошел к Ростову и встретил всю рать у Ростова. Из городов же многие люди пришли в Ростов. И из Ростова, придя, [князь Дмитрий Михайлович] послал на Белоозеро воеводу Григория Образцова с ратными людьми, ожидая прихода немецких людей из Новгорода.

308. О побеге Заруцкого из-под Москвы.
Заруцкий же со своими советниками, услышав под Москвой, что пошли из Ярославля со всей ратью князь Дмитрий и Кузьма, собрался с казаками с ворами, едва ли не половина войска из-под Москвы побежала. И, придя в Коломну, Маринку взял с Воренком, ее сыном, и Коломну город разграбили. Пошли в рязанские места и многую пакость делали. И, придя, встали на Михайлове городе.

309. О приезде атаманов из-под Москвы в Ростов.
Пришли из-под Москвы в Ростов к князю Дмитрию Михайловичу атаманы и казаки от всего войска, Кручина Внуков с товарищами, [и говорили], чтобы шел под Москву не мешкая. А пришли не для этого, пришли разведать, нет ли против них какого умысла, ждали против себя по своему воровству какого-нибудь умысла. Князь Дмитрий же и Кузьма их пожаловали деньгами и сукнами и отпустили их опять под Москву, а сами пошли из Ростова и пришли в Переславль.

310. О приходе к Троице в монастырь.
Князь Дмитрий Михайлович Пожарский и Кузьма да с ними вся рать пошли из Переславля к Живоначальной Троице и пришли к Троице. Власти его же и воеводы встретили с великой честью. И встал у Троицы между монастырем и слободой Клементьевской, а к Москве не пошел потому, что [хотел] договориться с казаками, чтобы друг на друга никакого зла бы не умышляли.

311. О посылке под Москву князя Василия Туренина и о приезде из-под Москвы с вестью о гетмане.
Пришли же из-под Москвы в Троицкий монастырь дворяне и казаки и возвестили князю Дмитрию, что гетман Хаткеев вскоре будет под Москвой. Князю же Дмитрию не до уговора было с казаками, и послал наскоро перед собой воеводу князя Василия Ивановича Туренина и повелел ему встать у Чертольских ворот. Он же, пойдя, так и сделал.

312. О походе из Троицкого монастыря под Москву и о чудесах чудотворца Сергия.
Сам же князь Дмитрий и Кузьма и все ратные люди в тот же день, после отпуска князя Василия Туренина, служили молебны у Живоначальной Троицы и у преподобных чудотворцев Сергия и Никона и взяли благословение у архимандрита Дионисия и у всей братии и пошли с монастыря.

Архимандрит же Дионисий со всей собором взял икону Живоначальной Троицы и великих чудотворцев Сергия и Никона, и честной крест, и святую воду, пошел за пруды и встал на горе у московской дороги. Начальники же и все ратные люди были в великом ужасе, как на такое великое дело идти. Ветер же был от Москвы против них, они же еще больше устрашились от того и пошли с великим ужасом.

И как проходила какая сотня к образу, напротив архимандрита, архимандрит благословлял их крестом и кропил святой водою. Так же и всех пропустил. После же начальников благословлял и кропил водою. О, великое чудо тут сотворено было угодником Пресвятой и Живоначальной Троицы великим чудотворцем Сергием: молитвами его в одночасье страх от всей рати отошел и в храбрость превратился.

Архимандрит же Дионисий взял святой крест и благословлял вслед их, и святой водой кропил, и говорил со слезами: «Бог с вами и великий чудотворец Сергий в помощь постоять и пострадать вам за истинную, за православную христианскую веру».

В мгновение ока переменил Бог ветер, и стал [дуть] в спину всей рати так, что едва на лошадях сидели, такой пришел вихрь великий. Вся же рать узнала милость Божию и помощь великого чудотворца Сергия, и отложили свой страх ратные люди, и расхрабрились, идя к Москве все и радуясь.

И обещались все помереть за дом Пречистой Богородицы и за православную христианскую веру. Был же тот ветер до того времени, как побили гетмана и отогнали его от Москвы. И пришли под Москву, и встали на Яузе за пять верст, и послали к Арбатским воротам разузнать, где бы встать.

Посланные же ездили и рассматривали места и, приехав, сказали. Князь Дмитрий Трубецкой беспрестанно присылал и звал к себе стоять в таборы. Князь Дмитрий же [Пожарский] и вся рать отказали, что отнюдь тому не бывать, чтобы стоять вместе с казаками.

И остановился тут [князь Дмитрий Михайлович] на Яузе ночевать, а не пошел [к Москве] потому, что пришли поздно.

313. О приходе под Москву.
Наутро же с Яузы реки пошли под Москву. Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой с ратными людьми встретил его [князя Дмитрия Михайловича] и звал его стоять к себе в острог. Он же ему отказал, [сказав], что отнюдь вместе с казаками [им] не стоять.

И, придя, встали у Арбатских ворот, и встали по станам подле Каменного города, подле стены, и сделали острог, и окопали кругом рвом, и едва успели укрепиться до гетманского прихода. Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой и казаки начали на князя Дмитрия Михайловича и на Кузьму и на ратных людей нелюбовь держать за то, что к ним в таборы не пошли.

314. О приходе гетманском под Москву и о первом бое.
Наутро же после своего прихода под Москву послали проведывать по всем городам [о приходе] гетмана. И августа в -й день прибежали под Москву и сказали, что гетман с Вязем поднялся, идет под Москву. Князь Дмитрий же и все ратные люди начали готовиться против гетмана и укрепляться.

Гетман же пришел под Москву и встал на Поклонной горе. Наутро же перешел Москву реку под Новым Девичьим монастырем и пришел близко к Чертольским воротам. Князь Дмитрий со всеми ратными людьми стоял против него, а князь Дмитрий Трубецкой стоял на другой стороне Москвы реки у Крымского двора; и прислал [князь Дмитрий Трубецкой] к князю Дмитрию Михайловичу, [прося] прислать к ним пять конных сотен, а им бы нападать на них [литовских людей] со стороны.

Они же [князь Дмитрий Пожарский и Кузьма] чаяли, что правдиво прислал он за людьми, и, выбрав лучшие пять сотен, послали к ним. С гетманом же был бой конный с первого часа до восьмого, от князя Дмитрия же Трубецкого из полку и из таборов казачьих помощи не было никакой, лишь казаки ругались, говоря: «Богатые пришли из Ярославля, и сами одни отстоятся от гетмана».

Гетман же наступал всеми людьми, князь же Дмитрий и все воеводы, которые с ним пришли с ратными людьми, не могли против гетмана выстоять конными людьми, и повелели всей рати сойти с коней, и начали биться пешими; едва за руки не брались между собой, едва против них выстаивая.

Головы же те, которые [были] посланы ко князю Дмитрию Трубецкому, видя изнеможение своих полков, а от него никакой помощи нет, быстро пошли от него из полка без его повеления. Он же не захотел их пустить. Они же его не послушали, пошли в свои полки и многую помощь оказали.

Атаманы же полка Трубецкого: Филат Межаков, Афанасий Коломна, Дружина Романов, Макар Козлов пошли самовольно на помощь и говорили князю Дмитрию Трубецкому, что «в нашей нелюбви Московскому государству и ратным людям погибель происходит».

И пришли на помощь ко князю Дмитрию в полки и, по милости Всещедрого Бога, гетмана отбили и многих литовских людей убили. Наутро же собрали трупов литовских больше тысячи человек и повелели закопать их в ямы. Гетман же, отойдя, встал на Поклонной горе, а с Поклонной горы перешел и встал у Пречистой Донской.

315. О походе в Москву изменника Гришки Орлова с гайдуками.
В ту же ночь после боя изменник Гришка Орлов прошел в Москву, а с собою провел гайдуков шестьсот человек, и поставил их у Москвы у реки на берегу, у [церкви] Егория в Ендове, а сам прошел в город.

316. О побоище гетмана и об отходе гетмана от Москвы.
И августа в 24-й день, на память святого отца нашего Петра митрополита, пошел гетман с запасами на проход в Москву. Князь Дмитрий Тимофеевич Трубецкой с ратными людьми встал от Москвы реки, от Лужников. Князь Дмитрий Михайлович со своей стороны встал у Москвы реки, у [церкви] Ильи пророка Обыденного, а воевод, которые с ним пришли из Ярославля, поставил там, где был деревянный город по рву.

А против гетмана послал сотни многие. И был бой великий с утра до шестого часа; гетман же, видя против себя крепкое стояние московских людей, напустился на них всеми людьми, сотни и полки смял и втоптал в Москву реку. Едва сам князь Дмитрий с полком своим стоял против них.

Князь Дмитрий Трубецкой и казаки все пошли в таборы. Гетман же, придя, встал у [церкви] Екатерины мученицы Христовой и таборы поставил. И острожек, что был у [церкви] Климента папы римского, а сидели в нем казаки, литовские люди взяли и посадили своих литовских людей. Люди же стояли в великом ужасе и посылали к казакам, чтобы сообща сражаться с гетманом.

Они же отнюдь не помогали. В то же время случилось быть в полках у князя Дмитрия Михайловича Пожарского троицкому келарю Авраамию Палицыну, и пошел в таборы к казакам, и молил их, и посулил им многую монастырскую казну.

Они же его послушали, пошли и пришли с обеих сторон, от полка Трубецкого и от полка Пожарского, и соединись вместе, острожек Клементьевский взяли и Литву побили: одних венгорей перебили семьсот человек, и опять сели в остроге, а иные, пехота, легла по ямам и по зарослям на пути, чтобы не пропустить гетмана в город.

Всею ратью начали плакать и служить молебны, чтобы Московское государство Бог избавил от погибели, и обещали всею ратью поставить храм во имя Сретения Пречистой Богородицы и во имя святого апостола и евангелиста Ивана Богослова да Петра митрополита, московского чудотворца.

День же был близок к вечеру, и вложил Бог храбрость в немощного: пришел Кузьма Минин к князю Дмитрию Михайловичу и просил у него людей.

Князь Дмитрий же ему ответил: «Бери кого хочешь». Он же взял ротмистра Хмелевского и три сотни дворянские, и перешел за Москву реку, и встал у Крымского двора. Тут же стояла у Крымского двора рота литовская конная да пешая. Кузьма же с теми сотнями напустился прямо на них.

Они же были Богом гонимы и помощью Пречистой Богоматери и московских чудотворцев и, не дожидаясь их, побежали к таборам Хаткеевым, и рота роту смяла. Пехота же, видя то, из ям и из зарослей пошла натиском к таборам. Конные же все напустились [на них].

Гетман же, покинув многие запасы и шатры, побежал из таборов. Воеводы же и ратные люди встали по рву деревянного города, запасы и шатры все захватили. Многие же люди хотели биться. Начальники же их не пустили за ров, говоря им, что не бывает в один день две радости, а то сделалось помощью Божиею.

И повелели стрелять казакам и стрельцам, и была стрельба на два часа так, что не слышно было, кто что говорит. Огонь же был и дым, как от пожара великого, гетман же был в великом ужасе и отошел к Пречистой Донской, и стоял всю ночь, не распрягая лошадей. Наутро же побежал от Москвы. Из-за срама же своего прямо в Литву пошел.

317. О съезде бояр и воевод.
Начальники же начали между собой быть не в совете из-за того, что князь Дмитрий Тимофеевич хотел, чтобы князь Дмитрий Пожарский и Кузьма ездили к нему в таборы. Они же к нему не ездили, не потому, что к нему не хотели ездить, а боясь убийства от казаков. И приговорили всей ратью съезжаться на Неглинной. И тут же начали съезжаться и земское дело решать.

318. О взятии города Вологды.
Узнали черкасы, что ратные люди из Ярославля пошли все под Москву, и от гетмана отвернули и пошли к Вологде. И пришли к Вологде ночью, и град Вологду взяли из-за небрежения воевод, и град пожгли, и людей побили, и казну взяли.

319. Бережение от гетманской присылки.
Сказали же начальникам, что гетман хочет прислать набегом [войско] с запасами в Москву. Они же начали думать, как бы гетмана не пропустить в Москву. И повелели всей рати от Москвы реки до Москвы реки же плести плетни и насыпать землю. И выкопали ров великий, и сами воеводы стояли, переменяясь, день и ночь. Литовские люди, услышав о такой крепости, не пошли с запасами.