Книга называемая Новый летописец

110. О приходе к Москве царицы Марфы.
Пришла же к Москве царя Ивана Васильевича царица, царевича Дмитрия мать. Он [Расстрига] же, окаянный, встретил ее в Танинском. Того же не ведает никто, страха ли ради смертного, или по своему хотению, назвала [она] Гришку истинным сыном своим, царевичем Дмитрием. Он же пришел с ней к Москве и устроил ее в Вознесенском монастыре, и держал ее, как истинную мать.

111. О князе Василии Ивановиче Шуйском с братьями.
Видели же многие православные люди на православную христианскую веру гонение, боярин князь Василий Иванович Шуйский с братьями начал помышлять, чтобы православная христианская вера до конца не разорилась. Он же, тот Гришка, уведал о них, повелел их схватить и повелел собрать собор, и объявил про них, что «умышляют сии на меня».

На том же соборе ни [духовные] власти, ни из бояр, ни из простых людей никто за них [Шуйских] не стоял, все же на них кричали. Он же, Расстрига, видя, что никто им не помогает, повелел посадить их в темницу; старшего же брата их, князя Василия, повелел казнить, и едва упросили его царица Марфа и бояре [пощадить]. Он же от казни их освободил и разослал по городам, в галицкие пригороды, по темницам.

112. О казни и о пытках.
Люди же московские, видя на себя гонение, друг с другом переговаривались, а друг на друга клеветали. Он же [Расстрига], окаянный, еще более разъярился на православных христиан: многих, схватив, разными пытками пытал; иные же, не стерпев пыток, на себя [напраслину] говорили, а иные же крепились, а другие и впрямь его, Расстригу, обличали.

Он же, Гришка, разослал их по темницам, а Петру Тургеневу, выведя его на Пожар, отсек голову, и многие беды творил, яко и язык человеческий не может изречь о его злодейском житии.

113. О посылке в Литву за Сердомирским с дочерью.
Тот же Расстрига, по обету своему, послал в Литву Афанасия Власьева свататься за себя у Сердомирского воеводы. Бояре же все и всяких чинов люди, не убоясь праведного суда Божия, не восхотели от Бога принять венца страстотерпечского, все ему, Гришке, потакали: посылали грамоты в Литву за подписями святителей и бояр и называли его истинным прирожденным государем, царя Ивана Васильевича сыном.

Король же и вся рада позволили Сердомирскому воеводе дочь свою отдать [за Гришку]. Он же, Сердомирский, собрался со своими и со многими поляками и пошел к Москве с несметным богатством. Афанасий Власьев пришел к Москве вперед [Сердомирского] и возвестил то ему [Расстриге]. Он же, окаянный, послал навстречу [Сердомирскому] в Смоленск князя Василия Мосальского с товарищами. Князь Василий же пришел в Смоленск и их [поляков] принял, к нему же, Гришке, в Москву послал [о том] с вестью.

114. О приходе к Москве Сердомирского с дочерью и о встрече [их]
Сердомирский же с дочерью своею пришел под Москву, тот же Расстрига всем людям ратным повелел встречать [их] за городом, и приняли [их] с великой честью. Сердомирского же поставили на старом дворе царя Бориса, дочь же его в Вознесенский монастырь поселили к царице, всех же панов поставили по дворам боярским, многим же сотворив утеснение.

115. О царе Симеоне Тверском.
Царь же Симеон был привезен в Москву, сам же не видев, но слышав о такой беде, начал многим людям говорить, чтобы не переходили из православной христианской веры в латинство. Он же, Расстрига, о том узнал и повелел его схватить, и сослал в Соловецкий монастырь, где его и постригли.

116. О послах литовских.
Пришли из Литвы послы к Москве от короля польского Жигимонта, прося у него [Расстриги] земли вплоть до Можайска, и о том говорили, чтобы он обещание свое исполнил и с ними, польскими и литовскими людьми, заодно на крымского царя шел бы войной.

Он же, злодей, являясь перед московским народом, отвечал: «Ни единой пяди Московской земли не отдам в Литву», — а сердце его, окаянного, давно к ним [лежало, чтобы им] желанное их получить. А про войну крымскую сказал послам, что со всей ратью на весну готов, и послал на Украйну, в град Елец, с нарядом и всякими запасами, и рати повелел быть всем готовыми.

117. Об умышлении [против Расстриги] и казни стрелецкой.
Литовские же люди в Москве ходили по церквям Божиим, и христиане же никто им не смели перечить. И возникла мысль у служивых людей, у стрельцов, чтобы им к кому-нибудь пристать [с заговором]. И один стрелец из них возвестил о том Петру Басманову.

Петр же Басманов возвестил о том окаянному, он же [Расстрига] повелел их, перехватав, привести во дворец. Привели их во дворец, и тот же Петр Басманов начал их расспрашивать. Они же, не ужасаясь ничего, не желая суетного жития мира сего, начали ему говорить встречь. Голова же стрелецкий Григорий Микулин, не убоявшись суда праведного Божия, дерзнул на смертное убийство, сам своими руками побил их во дворце и рассек их на части.

Тот же Расстрига его [Микулина] пожаловал и от должности отставил, а дал думное дворянство.

118. О женитьбе Расстригиной.
Тот же окаянный Расстрига женился на той дочери Сердомирского и венчался в соборной апостольской церкви Пречистой Богородицы и церковь Божию осквернил, введя в церковь некрещеных латинян, никем же не возбраняем. А женился мая в 8-й день.

119. Об убиении Расстриги.
Люди же Московского государства, видя такой гнев Божий на себя, единодушно все замыслили, как бы против него, окаянного, сотворить [заговор], чтобы православная вера до конца разорена не была.

Против него же, Расстриги, больше всех выступал тот же князь Василий Шуйский с братьями; собравшись, пришли на него того же месяца мая в 14-й день.

За него [Расстригу] стояли советники его, Петр Басманов с немцами и с стрельцами московскими. Они же [Шуйские с товарищами], призвав Бога в помощь, пошли на врага.

Он же [Расстрига], видя то, выбросился из палаты в окно, стрельцы же его подхватили и привели опять в палату, и бились за него.

Начали же стрельцы боярам говорить: «Идем к царице, допросим ее; и если будет, [что он] истинный сын ее, мы все помрем за него, а если скажет, что не истинный, то в нем Бог волен». И пришли к царице, и вопросили ее.

Она же со слезами возопила: «Ныне знаю его, окаянного; называла его сыном своим ради страха смертного».

Пришли [от] нее и его, Расстригу, убили, и угодника его Петра Басманова убили с ним же; и вывезли на Пожар, и лежал [труп Расстриги] три дня на Пожаре, всему народу на обозрение, и Петр Басманов с ним же.

Через три дня повезли его в Котлы и сожгли, а Петра Басманова схоронили у [церкви] Николы Мокрого.

120. О побоище и грабеже литовских людей в Москве.
После убиения Расстриги, в тот же день, поднялся весь мир и пошел по дворам [на литовских людей] приступом. Они же, литовские люди, оборонялись и многих людей побивали. И многие дворы взяли приступом, и побили множество литовских людей, а некоторые отсиделись; и по дворам имущество их разграбили, да с ними же разграбили и дворы русских людей. И бояре, услышав про то, народ едва отбили от дворов. Литовских же людей посадили по дворам и приставили к ним приставов.

121. Царство царя Василия Ивановича.
После убиения Расстриги начали бояре думать, как бы известить всю землю, чтобы приехали из городов к Москве всякие люди, и как бы по совету выбрать на Московское государство государя, чтобы всем людям [угоден] был.

Бог же не миловал [нас] по грехам нашим; еще не к прекращению пролития христианской крови многие люди, умышляя, по совету князя Василия Ивановича Шуйского, не только без совета со всей землей, но и на Москве не ведали о том многие люди, на четвертый день после убиения Расстриги приехали в город и возвели князя Василия на Лобное место, и нарекли его царем, и пошли с ним в град в соборную церковь Пречистой Богородицы.

Он же начал говорить в соборной церкви [то], чего испокон веков в Московском государстве не бывало: целую де крест всей земле на том, что мне никакого зла ни против кого не сделать без [решения] собора: отец виноват, и против сына ничего не сделать; а будет сын виноват, а отец того не ведает, и отцу никакого зла не сотворить.

А которые де были при царе Борисе обиды, и то никому не мстить. Бояре же и всякие люди говорили ему, чтобы он в том креста не целовал, потому что в Московском государстве такого не повелось.

Он же никого не послушал и поцеловал крест на том на всем. По тому же и бояре и всякие люди целовали ему крест, а со всей землей и с городами о том не пересылались.

По всем же городам привели [людей] к крестному целованию. Царь же Василий венчался царским венцом на той же неделе в соборной апостольской церкви Пречистой Богородицы, а венчал его казанский митрополит Гермоген с иными [духовными] властями в лето  7114/1606 году.

122. О поставлении на патриаршество Гермогена патриарха.
После воцарения же своего царь Василий сего злокозненного собеседника расстригина, патриарха Игнатия, с престола свел, и положил на него черное платье, и отослал его в Чудов монастырь под начало. На престол же был возведен казанский митрополит Гермоген, и поставлен был в патриархи московскими [духовными] властями: архиепископами, и епископами, и архимандритами, и игуменами.

123. О заключении литовских послов и рассылке /литовских людей/ по городам.
Послов же литовских заключили в Москве, привели их на Посольский двор и приставили к ним приставов многих. Сердомирского же с дочерью и всех литовских людей, которые пришли с расстригиной женою, [царь] послал по городам: в Ярославль, на Кострому, в Галич; а повелел их посадить на дворах, и приставить к ним приставов, и беречь их велел крепко.

124. О посланниках московских в Литву.
Царь же Василий послал посланника в Литву князя Григория Волконского да дьяка Андрея Иванова с обличением Расстриги: он смутил два государства, и в Москве его убили, собравшись всей землею. Король же и паны то посольство ни во что не ставили, сами же, как звери дикие, пыхали [злобой] на Московское государство; князя Григория отпустили в Москву ни с чем.

125. Об измене царю Василию городов и о рассылке /опальных/.
Царь же Василий после воцарения своего, не помня своего обещания, начал мстить людям, которые ему грубили, бояр, и думных дьяков, и стольников, и дворян многих разослал по городам на службу, а у иных многих поместья и вотчины отнял.

За ту же неправду Бог на нас попустил, а враг действовал: вложил враг мысль людям украинных городов, что того Расстригу Бог уберег, а вместе него будто убили немчина, подобного ему лицом.

Первое же начало пролитию крови христианской: в Путивле городе князь Григорий Шаховской изменил царю Василию со всем Путивлем и сказал путивльцам, что царь Дмитрий жив, а живет скрываясь, боится убийства от изменников.

После того же Путивля изменили города Монастырское, Чернигов, Стародуб, Новый городок.

126. О перенесении в Москву мощей царевича Дмитрия и о чудесах.
Царь же Василий, то услышав, что многие города изменили и во многих людях появилась шаткость, и желая объявить всем людям, чтобы поверили, а Бог восхотел прославить угодника Своего, мученика царевича Дмитрия, послал на Углич царь Василий бояр своих и [духовные] власти, князя Ивана Михайловича Воротынского, и повелел мощи царевича Дмитрия перенести в Москву. Власти же пришли в Углич, и взяли чудотворные мощи, ничем невредимы, лишь единая часть отдалась Богу, и понесли к Москве с честью.

И когда были [мощи] близ Москвы, встретил их сам царь Василий с патриархом, и со всеми [духовными] властями, и боярами, и со всем народом Московского государства со умилением, со слезами и с рыданием.

И поставили его многоцелебные мощи в соборной церкви [во имя] Собора Архистратига Михаила, и начали петь надгробное пение, и хотели скрыть под землю.

Бог же, желая прославить Своего угодника, по евангельскому слову: «Не может град укрыться, стоящий на вершине горы», — так и сему угоднику царевичу Дмитрию в сокрытии быть под землей [невозможно было], проявил Бог его мощи чудесами многими.

Многим даровал Бог от него исцеление: слепые прозревали, хромые ходили и [больные] всякими различными недугами исцелялись.

Царь же и патриарх, видя дар Божий, что проявил Бог Своего угодника, сделали раку, и положили его в раке над землей, как и по сей день мощи его лежат в раке невредимы, и составили праздничные стихиры и каноны, и установили праздник праздновать трижды в году: первое празднование на рождение, второе на убиение, третье на перенесение мощей в Москву.

127. О посылке из Москвы по городам и о походе на Елец.
После перенесения мощей царевича Дмитрия послал царь Василий по всем городам грамоты, чтобы объявить о его чудотворных мощах и от прелести вражьей отвратить; они же тому не поверили, но еще более города начали изменять.

Царь же Василий послал на Северскую землю и в украинные города воевод своих со многой ратью. Они же, изменники, все собрались; бояре же пришли под град Елец и стояли под градом, но ничего не могли сделать граду.

128. О новгородском моровом поветрии.
В то же время в Новгороде Великом был мор великий, в том же году преставился боярин князь Михайло Петрович Катырев в Новгороде, в моровое поветрие.

129. О воре Петрушке, как назвался царевичем, сыном царя Федора.
[Было это] в те же времена, еще когда Расстрига жил в Москве. Есть град, называемый Терка, на дальнем расстоянии от Москвы, а именовали же тот град по-русски Терек. На той же реке Терек живут казаки.

По умышлению же в них дьявольскому завелось среди них воровство: назвали детину Илюшку, холопа Василия Елагина, сыном царя Федора, царевичем Петром, и о том писали Гришке Расстриге.

Он же повелел ему [Петру] идти к Москве. Они же пошли к Москве рекою Волгою, и, когда пришли в Свияжский город, встретили их с той вестью, что того окаянного Гришку Расстригу в Москве убили.

Те же казаки с тем вором поворотили назад, многие города и места разорили и пришли к городу Царицыну.

Тут же были послы, которые были посланы в Кизылбаши, князь Иван Петрович Ромодановский, тут его и убили, и воеводу Федора Акинфеева убили, а сам вор Петрушка с казаками пошел на Дон и тут на Дону зимовал.

130. Об убиении и разорении служилых людей от холопов своих и крестьян.
Когда же мы не исправимся перед Богом, мы непотребны, зависти и гордости не оставляем, за те же наши согрешения наводит на нас Бог то, что мы мучимы и убиваемы не от неверных, но от рабов своих и крестьян поруганы и убиваемы.

В лето 7115/1607 году собрались боярские люди и крестьяне, к ним же пристали украинные посадские люди, стрельцы и казаки и начали по городам воевод хватать и сажать по темницам.

Бояр же своих дома разоряли и имущество грабили, жен же их и детей позорили и себе брали. Старшим у них был человек князя Андрея Андреевича Телятевского Ивашка Болотников.

Собрался [он] со многими людьми и пришел под Кромы; и воеводы от Кром отошли. Слышали же бояре под Ельцом, что под Кромами возмутились, отошли от Ельца прочь и пошли все к Москве. Ратные же люди, отъехав в Москву, разъехались все по своим домам, царь же Василий в Москве остался с небольшим войском.

131. О приходе под Москву Болотникова и о побоище под Троицким московских людей.
Город же Рязань с пригородами, и Тула, и Кашира, и иные города украинные царю Василию изменили и послали в Путивль [посланцев] с повинными. Они же в Путивле были, никого в Путивле не видели и возвратились назад, но на истинный путь не обратились.

И собрались все, и поставили себе старейшиной соловецкого сына боярского Истому Пашкова, и соединился [Пашков] с тем Ивашкой Болотниковым, и пошел под Москву. Город же Коломну взяли штурмом и разорили его, и, придя, встали за пятьдесят верст от Москвы.

Царь же Василий против них послал бояр своих и служилых людей, которые были в Москве, и посадских людей. И пришли [Пашков и Болотников] в Коломенский уезд, разогнали многих дворян и стольников взяли [в плен]. Их же, взяв [в плен], отсылали всех в Путивль. Бояре же пришли в Москву [из-под Ельца].

132. О [воинской] посылке под Астрахань.
Царь же Василий, услышав, что в Астрахани многих мелких людей, которые стояли за правду, побивали [сбрасывая] с раската и дьяка Афанасия Карпова убили, повелел под Астрахань идти боярину Федору Ивановичу Шереметеву, да Ивану Салтыкову, да Ивану Плещееву.

Они же пришли к Астрахани. Астраханцы же их к Астрахани не пустили. Они же встали на острове на Балчике и поставили тут острог. Астраханцы же приступали к острогу, многие напасти творили; тех, кого брали [в плен] в Астрахань живыми, их различными муками убивали. В том же остроге, на Балчике, нашла на многих ратных людей болезнь цинга, и многие люди померли.

133. О крепком стоянии Нижнего Новгорода против воров.
В то же время собрались мордва, и бортники, и боярские холопы, и крестьяне, пришли под Нижний Новгород и осадили его. У них же старейшинами были два мордвина: Москов да Воркадин, и стояли под Нижним и многие пакости городу делали.

134. О приходе к Москве смолян и о переходе рязанцев от воровских людей [к царю].
В городе же Смоленске архиепископ и воеводы и все люди ратные, услышав о такой настоящей беде Московскому государству, что хотят те воры царя и бояр перебить, возопили единогласно, и пришли под Москву, выбрав себе старейшиной Григория Полтева.

Идя же [к Москве], очистили они [от воров] города Дорогобуж и Вязьму. Города же многие, услышав о том, начали к царю Василию [посланцев] с повинными присылать.

Рязанцы же всем городом от тех воров отошли и пришли к Москве. Московские же люди, сидя в осаде и видя Божию милость, что рязанцы к ним пришли, и услышав о смолянах, наипаче укреплялись. Смоляне же, придя, встали в Новодевичьем монастыре, а из Москвы боярин князь Михаил Васильевич Шуйский пошел с ратными людьми и встал в монастыре Даниловском.

135. О побоище воровских людей в Коломенском и о приезде [к царю] Истомы Пашкова.
На другой день после прихода смолян боярин князь Михаил Васильевич Шуйский с товарищами пошел к Коломенскому на воров, смоляне же пришли к нему.

Воры же из Коломенского вышли со многими полками против них и начали биться. Тот же Истома Пашков, поняв свое согрешение, со всеми дворянами и детьми боярскими отъехал к царю Василию к Москве, а те воры боярские люди и казаки, отбиваясь, отнюдь не обращались [к царю].

По милости же Всещедрого Бога и помощью Пречистой Богородицы и московских чудотворцев тех воров многих побили и живых многих взяли, так что в Москве ни в тюрьмы, ни в палаты не вмещались; а назад же тот вор Ивашка Болотников ушел с небольшими отрядами и сел в городе Калуге; а иные [воры] сели в Заборье. Бояре же со всеми ратными людьми приступили к Заборью.

Они же, воры, видя свое изнеможение, сдались все. Царь же Василий повелел их взять к Москве и поставить по дворам, и подавать кормы, и не велел их трогать; тех же воров, которые были взяты в бою, повелел бросить в воду.

136. О посылке бояр и воевод по городам на воровских людей.
Царь же Василий послал на воров под города: в Серпухов боярина князя Ивана Ивановича Шуйского; под Арзамас князя Ивана Михайловича Воротынского; под Михайлов князя Ивана Андреевича Хованского; под Калугу князя Никиту Андреевича Хованского; под Венев князя Андрея Васильевича Хилкова; под Козельск Артемия Васильевича Измайлова.

Боярин князь Иван Михайлович Воротынский город Арзамас взял, и повелел [ему царь] отойти в Алексин, а боярину князю Ивану Ивановичу Шуйскому из Серпухова велено отойти под Калугу. Боярин же пришел под Калугу, и Калугу осадил, и приступал к Калуге приступом, и ничего им не учинил.

137. О посылке под Калугу бояр и воевод.
Царь же Василий послал под Калугу бояр своих и воевод последних [оставшихся у него] с ратными людьми, князя Федора Ивановича Мстиславского, да князя Михаила Васильевича Шуйского, да князя Бориса Петровича Татева. Они же пришли под Калугу, и начали под Калугой с ворами сражаться, подвели гору деревянную к острогу и хотели зажечь [острог], и наметали же ту гору близко к острогу. Тот же Болотников вышел со всеми людьми [из города], ту гору зажег и на приступе многих людей перебил и ранил, а городу ничего не сделали.

138. Об отходе воевод от Михайлова города.
Пришли же к Михайлову из украинных городов [ворам] в помощь. Михайловцы же, выйдя из града, от града [воевод] отбили. Они же пошли в Переславль Рязанский. Царь же Василий князю Ивану Хованскому повелел быть в Москве, а в Переславль послал на его место князя Бориса Михайловича Лыкова да Прокофия Ляпунова.

139. Об отходе воевод от Венева.
Под Веневом же стоял воевода князь Андрей Хилков и Веневу не сделал ничего; из Венева же выйдя, воры отбили его от города. Воеводы же отошли на Каширу.

140. О походе из Алексина к Туле.
Боярин же князь Иван Михайлович Воротынский из Алексина пошел под Тулу, а на Туле же в ту пору воров было много. Воевода же у тех воров князь Андрей Телятевский, выйдя со всеми людьми, князя Ивана Михайловича разогнал и едва ушел в Алексин.

141. О побоище на Вырке воровских людей.
Из Путивля же и из иных северских городов воры пришли на помощь к Калуге, и пришли на [реку] Вырку. Бояре же под Калугой услышали про них, что идут многие люди, воевода же с ними, ворами, князь Василий Мосальский.

Бояре же послали из-под Калуги против них боярина Ивана Никитича Романова да князя Даниила Ивановича Мезецкого со многими ратными людьми.

Они же встретили их на Вырке реке и начали с ними биться, и бились с ними день и ночь; и по милости Божией побили воров наголову, и воеводу князя Василия убили.

Остальные же воры многие, на зелейных бочках сидя, под собой бочки с зельем зажгли и злою смертью померли. Бояре же возвратились в Калугу и языков многих привели.

142. Об убиении в Путивле и по городам бояр и воевод.
Петрушка вор, который назвался царевичем, с Дона пришел в Путивль с казакам с донскими и с волжскими, и пришел в Царев Борисов.

В Царе городе схватил воевод Михаила Богдановича Сабурова да князя Юрия Петровича Приимкова-Ростовского и, убив их, пришел в Путивль. По городам же бояр и воевод хватали и их убивали, а иных в Путивль приводили.

В то же время убили при Петрушке и до его прихода в Путивль и по городам бояр: князя Василия Кордануковича Черкасского, князя Петра Ивановича Буйносова, Михаила Богдановича Сабурова, воевод и дворян, которых взяли в бою: князя Андрея Бахтиярова, князя Василия Тростенского, Ефима Бутурлина, Алексея Плещеева, Матвея Бутурлина, князя Савву Щербатова, Никиту Измайлова, Ивана да Андрея Воейковых, Михаила Пушкина, князя Юрия Приимкова-Ростовского, Федора Бартенева и иных многих воевод и дворян различными муками мучили: иных с башни кидали, иных с моста в ров, иных вверх ногами вешали, иных по стенам распинали, руки и ноги гвоздями прибив, из пищали расстреливали.

Они же, как мученики древние, ничем не ужасались, их, воров, обличали, отнюдь на их вражью прелесть не прельщаясь, и все умерли за правду.

Тот же князь Андрей Бахтияров в те времена был в Путивле воеводой, и его убили, и дочь его тот вор Петрушка взял к себе на позор, на постель.

143. О побоище на Пчельне московских людей.
Тот же вор Петрушка, что назвался царевичем, сыном царя Федора Ивановича, собрался с воинскими людьми и пошел из Путивля на Тулу; к нему же пришли из-за порогов черкасы, и, выйдя из Путивля, послал вперед себя на Тулу многих ратных людей и повелел им с Тулы идти под Калугу.

Они же пришли на Тулу и, собравшись, пошли на Калугу, воевода же у них был в ту пору князь Андрей Телятевский. И, не доходя до Калуги, стали на [реке] Пчельне.

Бояре же под Калугою, услышав о том, послали против них бояр и воевод с ратными людьми князя Бориса Петровича Татева да князя Андрея Черкасского.

Они же сошлись с ними на Пчельне и начали с ними биться. И гневом Божиим те воры их побили, и воевод князя Бориса Петровича Татева и князя Андрея Черкасского убили, и многих ратных людей перебили.

Остальные же прибежали в полки под Калугу. Бояре же и ратные люди тому ужаснулись, и от Калуги пошли к Москве, наряд бросив, и, отойдя, стали в Боровске.

144. О побоище под Козельском воровских людей и отходе воевод от Козельска в Мещовск.
В то же время пришел под Козельск князь Михаил Долгорукий со многими воровскими людьми. По милости Божией тех воров побили и многих языков взяли. Воевода же Артемий Измайлов, услышав о том, что бояре от Калуги отошли, взял наряд и со всеми ратными людьми отошел в Мещовск.

145. Поход царя Василия Ивановича под Тулу и о посылке бояр и воевод под Каширу.
Царь же Василий, услышав о такой настоящей беде, приговорил с патриархом Гермогеном и с боярами и пошел сам с ратными людьми всеми под Тулу, а вор Петрушка в ту пору пришел на Тулу.

Сам же царь Василий пошел к Серпухову, а на Каширу послал с ратными людьми для оберегания боярина князя Андрея Васильевича Голицына да с Рязани велел идти боярину князю Борису Михайловичу Лыкову со всеми ратными людьми. Царь же Василий пришел в Серпухов, а воеводы с ратными людьми пошли на Каширу.

146. О побоище воровских людей на [реке] Возме.
Вор же Петрушка, услышав, что царь Василий пошел в Серпухов, а воеводы с ратными людьми пришли на Каширу, послал от себя князя Андрея Телятевского да с ним многих ратных людей. Они же пришли к Кашире. Воеводы же, сведав об их приходе, пошли против них и сошлись на реке Возме.

И был бой весь день, и начали воры московских людей осиливать. Московские люди, видя над собой такую победу от врагов, все возопили единогласно, что помереть всем до единого.

Бояре же и воеводы князь Андрей, князь Борис, ездя по полкам, возопили ратным людям со слезами: «Куда нам бежать? Лучше нам здесь помереть друг за друга единодушно всем».

Ратные же люди все единогласно возопили: «Подобает вам начинать, а нам помирать».

Бояре же, призвав Бога, отложив все бренное, наступили на них, злодеев, со всеми ратными людьми, многую храбрость показав перед всеми ратными людьми.

По милости же Всещедрого Бога тех воровских людей побили наголову, а остальные многие сели в оврагах, а тот князь Андрей Телятевский с небольшим отрядом бежал.

Видя же все ратные люди, что много им вреда из того оврага от тех воров, возопили все единогласно, что помереть всем заодно.

Слезли с лошадей и пошли все пешими со всех сторон, приступом. И по милости Божией всех тех воров побили наголову, разве что трех человек взяли живых.

А милостью Божиею московским ратным людям вреда никакого в ту пору не сделали. Бояре же пришли в Серпухов к царю Василию с великой радостью. Царь же Василий, видя их подвиг, обрадовался и пожаловал их своим государевым жалованием.

147. О взятии Алексина и побоище воровских людей на [реке] Воронее.
Царь же Василий со всеми ратными людьми пошел к Алексину, и город Алексин, придя, взял приступом, и посадил в Алексине ратных людей, а сам пошел под Тулу со всеми людьми. Вор же, услышав про тот приход царя Василия, послал всех людей с Тулы (против царя Василия.

Царь же Василий, услышав про то, что идут против него с Тулы)  воровские люди многие, послал вперед себя боярина своего князя Михаила Васильевича Шуйского с ратными людьми.

Они же с ними сошлись под Тулой на речке Воронее и, по милости Божией, тех воров побили, а многих живыми взяли. Остальные же убежали в Тулу. Царь же Василий со всеми людьми пришел под Тулу и Тулу осадил.

148. О посылке под город воевод и о побоище под Козельском от воровских людей.
А под Козельск послал [царь] князя Василия Мосальского с ратными людьми, а под Белев и под Волхов послал князя Третьяка Сеитова с ратными же людьми. Князь Третьяк, пойдя, очистил [от воров] города Лихвин, Волхов, Белев, а князь Василий встал между Козельском и Мещовском.

149. Об измене князя Петра Урусова с товарищами.
Изменили же царю Василию под Тулой князь Петр да князь Александр Урусовы и иные многие мурзы, отъехали в Крым.

150. О воре стародубском, как назвался царем Дмитрием.
Бог же попускает, а враг же действует; видит Бог наши неправды и лукавство, наипаче же любви не имеем, всякие казни наводит на нас, грехов ради наших. Яко волны морские: одна погибает, другая восстает, так же и наши беды и напасти: та беда утихает, другая же, грехов ради наших, восстает.

В лето  7116/1607 году пришел в Стародуб Северский человек незнаемый и назвался Андреем Андреевым сыном Нагово, с ним же пришел товарищ, сказался московским подьячим Алешкой Рукиным; а иные говорят, детина.

А пришли неведомо откуда и сказали, что пришли от царя Дмитрия к ним. И сказали стародубцам, что царь Дмитрий прислал их вперед себя для того, чтобы [узнать] все ли ему рады, а он де жив, скрывается от изменников.

Стародубцы же им все возопили единодушно: «Все мы ему рады; скажите нам, где он ныне, пойдем все к нему головами».

Тот же Алешка Рукин сказал им: «Здесь есть у вас царь Дмитрий».

Они же начали спрашивать. Он же им не сказал ни слова. Они же его взяли и повели к пытке и начали его пытать.

Он же им с пытки сказал: «Сей есть царь Дмитрий тот, кто называется Андреем Нагим».

Стародубцы же все начали вопить и звонить в колокола. Начальник же этому воровству был стародубец Гаврило Веревкин. Начали его все почитать царем и писали грамоты в Путивль, в Чернигов, в Новгородок.

Они же к тому воровству тотчас пристали и начали собираться, и, собравшись, послали к царю Василию под Тулу стародубца сына боярского, и писали от себя в грамотах к царю Василию, что будто он похитил у него [самозванца] царство.

Тот же сын боярский пришел под Тулу и, дьяволом наученный, говорил царю Василию: «Истинный ты [вор], под государем нашим прирожденным царем подыскал царство».

Царь же Василий повелел его пытать, и сожгли его на пытке до смерти. И он умер, говоря такие речи, так его окаянную душу ожесточил дьявол, что за такого Вора умер.

Вор же, собравшись с воровскими людьми из северских городов, пошел под Брянск. Царь же Василий, услышав, что идет Вор под Брянск, велел послать из Мещевска воеводе Григорию Сумбулову резвых людей, чтобы проведать про вора и город Брянск сжечь.

Григорий же послал ратных людей сто тридцать человек, а голову им велел выбирать между собой самим, кого захотят.

Они же выбрали голову брянчанина Елизария Безобразова и пришли к Брянску, а в ту пору люди из Брянска вышли к Вору навстречу.

Они же город Брянск сожгли и пришли опять в Мещовск. Вор же пошел и встал в Карачеве, а из Карачева пошел к Козельску, и пришел на князя Василия Мосальского, и многих ратных людей побил и ротмистра литовского Мартьяша Мизинова взял живым, а под иные города послал воевод; Дедилов, и Крапивну, и Епифань взяли приступом.